Может ли в России появиться социальный рейтинг

В последние десятилетия автократические режимы всё активнее используют цифровые технологии для контроля над своими гражданами. В Китае давно стали реальностью биометрические базы данных, повсеместная слежка и системы камер видеонаблюдения с функцией распознавания лиц, которые появляются без согласия людей. Постепенно эта новая действительность приходит и в Россию — она активно берёт пример с Китая в подобных практиках. Следующая мера, которую российское государство могло бы заимствовать у КНР, — создание системы централизованной оценки граждан, или социального рейтинга.

Китайская версия общественного кредита — самая известная в мире, но также чрезвычайно мифологизированная. Мы решили глубже понять, как эта система устроена в Китае и может ли она появиться в России в усечённом или полном виде. Можем ли мы утверждать, что в определённых формах социальный рейтинг существует уже сейчас? Какие риски несёт в себе бесконтрольное управление на основе данных?

Чтобы разобраться в этих вопросах, мы поговорили с помощницей директора в азиатском подразделении Human Rights Watch Майей Ванг, специалистом по китайскому социальному кредиту и доцентом кафедры журналистики Университета национальной обороны Тайваня Вэнь Чэн Фу, с директором по инновациями в «Теплице социальных технологий»* Денисом Ягодиным, а также с Сергеем Голубицким — публицистом, который много лет пишет о технологиях.

Во всех обществах существуют способы контроля. В демократиях они обретают мягкие формы, такие, как образ человека в социальных сетях и репутационные механизмы, навязывающие людям определённые нормы поведения. Жёсткие варианты контроля, как в СССР или современной КНР, предполагают централизованное управление репутацией и прямое воздействие на граждан через систему социального кредита (ССК).
В широком смысле социальный рейтинг может обретать разные формы: от лайков в социальных сетях и оценок в Airbnb или Uber до построения государственных систем, регулирующих поведение граждан. В отличие от западных форм общественного контроля, в китайской ССК люди не знают своей оценки до тех пор, пока не столкнутся с последствиями. Это создает в обществе атмосферу неопределённости и страха. «Это Кафка. Такой получается процесс, когда тебя арестовывают, приговаривают к смертной казни, а ты ни хрена не понимаешь, за что», — отмечает Сергей Голубицкий.

Система китайского социального рейтинга получила известность благодаря западным СМИ и художественным произведениям, таким, как, эпизод сериала «Черное зеркало» Nosedive (в русском переводе — «Нырок»), где граждане рутинно оценивают каждое взаимодействие друг с другом, формируя многочисленные иерархии и неравенство. Во многом благодаря подобным сюжетам китайскую практику социального кредита принято изображать в лучших традициях антиутопии — как централизованную систему, где все люди получает за поведение баллы, которые определяют их жизнь.

В действительности социальный рейтинг в Китае представляет собой чрезвычайно сложную и запутанную систему, устройство которой варьируется в зависимости от территории. В некоторых провинциях и городах, например, Шанхае или Ханчжоу созданы централизованные системы, охватывающие все аспекты жизни граждан. В других городах, как Суинин, ССК может включать в себя только определённые аспекты поведения, такие, как штрафы за нарушения на дорогах. Различается и количество индикаторов для оценки граждан. В городе Вэйхай для расчета рейтинга используется более 1500 критериев, а в городе Ордос — всего 49.

Исследователи настаивают на том, что, говоря про КНР, следует иметь в виду множественные системы социального кредита, которые, хотя и связаны друг с другом, проявляют разные логики и особенности. Ключевое различие заключается в том, на контроль чего они нацелены. В некоторых случаях социальный рейтинг ориентирован скорее на экономическую деятельность, как в системе, разработанной Народным банком Китая. В других случаях — на социальное управление и контроль, как это делается Национальной комиссией по развитию и реформам. В создании ССК на самых разных уровнях участвует множество акторов.

Исходные мотивы для введения социального рейтинга имели экономическую подоплёку. В 1990-х годах Хуан Веньюнь, менеджерка компании из Шэньчжэня, на личном опыте столкнулась с проблемами китайского рынка: множеством контрафактной продукции и нечестными методами ведения бизнеса. В 1999 году Хуан отправилась в США, чтобы узнать, как в стране устроены системы управления кредитами. Проведя интервью с представителями бизнеса в различных городах, она поняла: кредитный скоринг в США позволяет увеличивать доверие между людьми, поскольку граждане с плохим рейтингом имеют меньше шансов найти работу и арендовать квартиру. Это стимулирует людей к более осторожному финансовому поведению. Вернувшись в Китай, Хуан предложила ввести в стране аналогичную практику.

Идея, которую предложила заимствовать Веньюнь, не была новой. Сегодняшние кредитные системы большинства стран призваны предсказывать поведение людей на основе их предыдущих действий. Например, на принятие решений о кредитовании влияет история погашения займов. Подобную оценку вырабатывают не только банки. Авиакомпании могут запретить перевозку пассажиров, которые досаждали персоналу или угрожали безопасности в полетах. Правительства могут более тщательно проверять налоговые декларации, если человек был замечен в налоговых махинация. Дополнительные факторы в данном случае — тяжкие преступления в прошлом или история неуплаты счетов.

Веньюнь презентовала доклад о кредитной системе США, и вскоре премьер Госсовета КНР Чжу Жунцзи одобрил эти идеи. После этого учёные в местных исследовательских центрах изучили кредитные системы США и перевели основные законы, связанные с кредитами, на китайский язык. Это ознаменовало принятие в КНР системы социального кредита как инструмента управления страной.

Внедрение системы общественного кредита происходило на сложном социально-экономическом фоне. В этот период в Китае продолжался переход от социалистической экономики, установленной Мао Цзэдуном, к социалистическо-рыночной системе, придуманной Дэном Сяопином. Этот процесс сопровождали экономические потрясения и финансовая нестабильность. В стране повсеместно не соблюдались законы и условия контрактов. Например, в 2010 году почти половина (46%) гражданских судебных дел в провинции Гуандун касались принудительного взыскания долгов. Юристы утверждали, что не существует эффективного способа принудить людей к исполнению решений суда. Всё это подтолкнуло политиков к созданию новой нормативно-правовой базы.

Правительство считало, что экономические проблемы связаны с моральным вакуумом в обществе и растущим недоверием между людьми. Контрафактная продукция, мошенничество при заключении контрактов и низкое качество товаров воспринималось как следствие этого вакуума. По мере разрушения структур эпохи Мао, в Китае начали происходить такие инциденты, как скандалы с поддельным молоком в 2004 году и бракованными вакцинами в 2018 году. Эти события подорвали доверие общества и к рынку, и к правительству. С помощью ССК государство намеревалось решить не только экономические, но и моральные проблемы.

Социолог Чуньчэн Лю из Калифорнийского университета в Сан-Диего утверждает, что системы социального кредита в Китае основаны на двух подходах. Первый подход рассматривает такие системы как инфраструктуру для экономической и финансовой деятельности, которой руководит Народный банк Китая (китайский ЦБ). В стране существуют частные коммерческие системы кредитных баллов, но они также находятся под контролем НБК. Второй подход рассматривает ССК как инструмент управления, который разрабатывает Национальная комиссия по развитию и реформам. Она составляет общенациональные чёрные списки граждан и организаций.

Как говорит тайваньский специалист по китайской ССК Вэнь Чен Фу, нынешняя версия системы предполагает не только санкции за недобросоветское экономическое поведение, но и за политическое. Например, критика коммунистической партии может привести к тому, что вы не сможете отправить ребенка в хороший детский сад или купить билет на самолёт. При этом граждане не знают, какой у них балл в системе социального кредита. Что считается нелегальным поведением — также непонятно.

«Да, изначально система социального кредитования была нацелена на отслеживание незаконного поведения, но определение “незаконное” может включать в себя такие действия, как критика коммунистической партии», — добавляет Вэнь Чен Фу.

При этом правительство мониторит не всех людей, а только тех, кто попал в чёрный список, говорит Вэнь Чен Фу: «Если вы обычный гражданин, то у вас есть небольшой шанс избежать системы социального кредитования, потому что изначально у вас нет кредитов. Есть основной список, и власти продолжают расширять его, исходя из социального поведения. Так что он растёт очень быстро». Таким образом, главный объект наблюдения для китайской ССК — политические активные люди.

Социальный рейтинг — часть большой системы контроля в Китае, и, возможно, не самая важная, замечает помощница директора в азиатском подразделении Human Rights Watch Майя Ванг. Сейчас правительство делает акцент на массовом наблюдении с помощью таких технологий, как распознавание лиц и сбор ДНК.

У каждого китайца есть ID-карточка с номером. Власти тщательно следят, чтобы у каждого был свой уникальный идентификатор и не случалось краж личности. В Тибете и Синьцзяне распространён сбор ДНК. Он также производится и по всему Китаю, но в меньших объёмах. В основном он сосредоточен на мужчинах определённого возраста, поскольку ДНК — реляционная информация. Власти также создают базы IMEI-номера и Mac-адресов мобильных телефонов. Полиция Китая собирает биометрические данные, высоко детализированные изображения лиц и другие виды личной информации. Всё это составляется в системы больших данных, которые использует правительство.

Некоторые налитики считают, что в России потенциально могла бы появиться ССК, аналогичная китайской. Например, «Теплица социальных технологий»* в своём прогнозе развития цензуры отмечает социальный рейтинг как одно из возможных её направлений.

Имплентировать полноценную систему социального кредита чрезвычайно сложно. Китайская версия социального кредита охватывает сотни миллионов граждан. Подобная схема требует огромной инфраструктуры. Как объясняет Вен Чень Фу, правительство КНР использует крайне продвинутую систему распознавания лиц, подкреплённую искусственным интеллектом. Первое распознавание происходит по номеру удостоверения личности. Затем при каждом онлайн-действии гражданам нужно предоставить свой идентификационный номер. Таким образом власти связывают все действия людей и на этом основании присваивают каждому социальный кредитный номер. Спрятаться от этой системы практически невозможно.

По мнению публициста Сергея Голубицкого, на данный момент у российских чиновников просто нет достаточной мотивации делать социальный рейтинг, хотя инфраструктурные возможности для этого есть: «Технически это создать легко, но власти понимают, что систему нечем наполнять». Китайский социальный рейтинг задуман как способ подтолкнуть общество к определенным ценностям, в то время как в России, по мнению Голубицкого, властям это не нужно, поскольку у них нет подобного видения. Если же говорить о контроле, то на данный момент селективные репрессии оказываются вполне достаточным инструментом.

Директор по инновациями в «Теплице социальных технологий»* Денис Ягодин выразил скепсис по поводу технической готовности России к созданию полноценной системы социального рейтинга. «Просто так посадить на Яндекс инструмент социального рейтинга не получится. Это слишком мощная система. Даже по объёму данных, по вычислительным мощностям это надо проектировать года два, и потом несколько лет имплементировать, как было с теми же Госуслугами, потому что это затронет всех жителей страны», — отметил Ягодин.

Однако в Китае также существуют специальные списки лиц, которые требуют дополнительного внимания. Можно представить ситуацию, в которой автократии будут использовать социальный рейтинг только в отношении нелояльных граждан — вполне вероятно, российские власти выберут этот вариант, чтобы избежать трудностей в разворачивании массивной инфраструктуры слежки.

В российском случае потенциальное введение социального рейтинга осложняется тем, в стране имеется огромное количество личных данных граждан, слитых из баз таких компаний, как «Яндекс». В даркнете можно купить самую разную информацию об организациях и физических лицах. В этой ситуации можно представить, что избыточными сведениями о людях будет обладать не только государство, но также мошенники.

Кроме того, власти РФ активно используют правовые механизмы для того, чтобы забирать данные у бизнеса. Недавно Минцифры подготовило новую версию законопроекта об обезличенных данных. Согласно планам ведомства, в стране появится государственная информационная система (ГИС), куда компании будут обязаны бесплатно передавать персональные данные клиентов и сотрудников. Первые три года доступ к собранным данным будут иметь только госорганы, подведомственные им организации и разработчики сервисов ИИ. В дальнейшем — все, кто получит одобрение правительственной комиссии. Если предыдущая версия законопроекта предполагала, что граждане должны дать согласие на различные цели обработки персональных данных, то в текущей версии это условие отсутствует. Специалист по открытым данным Иван Бегтин уже назвал этот закон людоедским, указав, что его главные бенефициары — спецслужбы, госкомпании и правительство.

В 2024 году Российский государственный социальный университет (РГСУ) запустил платформу оценки социального портрета «МЫ». Сергей Голубицкий полагает, что это могло бы быть первым шагом к внедрению системы социального рейтинга. На сайте «МЫ» говорится, что это уникальная платформа, где каждый желающий может построить свой актуальный социальный портрет и узнать прогноз его изменения.

Первое упоминание проекта «МЫ» появилось на сайте РГСУ в сентябре 2022 года. В опубликованном докладе предлагалось создать систему социального рейтинга в России, аналогичную банковской системе оценки кредитоспособности. Эта платформа присваивала бы каждому гражданину двухкомпонентный код: первые две цифры указывали бы на текущий социальный статус, а последние две — на прогнозируемый.

На первом этапе тестирование проекта проводилось на студентах и сотрудниках университета — им давали заполнить анкету, где нужно было указать паспортные данные, СНИЛС, ИНН, телефон, а также ответить на вопросы о своём образовании, детях, доходах, льготах, кредитной истории, судимости, аккаунтах в социальных сетях, общественной деятельности, наградах и знании языков. При этом сообщалось, что ученые из РГСУ планируют разработать систему социального скоринга для органов власти и общественных организаций.

Сейчас анкету на сайте РГСУ может заполнить любой желающий. Сайт заверяет, что данные в системе не хранятся, а анкетируемые могут не оставлять свои ФИО — но в этом случае они не смогут получить надежный «социальный портрет». Как полагает Сергей Голубицкий, в будущем анонимный тест на сайте «МЫ» может превратиться в инструмент государственного надзора, использующийся для сбора информации о гражданах и для создания их социального рейтинга.

Действительно ли инициатива РГСУ является стартовой точкой для разработки социального рейтинга, однозначно сказать сложно. Однако, если это так, создание платформы «МЫ» может иметь долгосрочные последствия, поскольку государство аккумулирует все больше данных о гражданах, и разработка подобной системы может быть следующим шагом в направлении цифрового тоталитаризма.

В последние годы в РФ появились законы об «иностранных агентах» и «нежелательных организациях», которые могут рассматриваться как элементы социального рейтинга, направленные на контроль и подавление инакомыслия.
Cтатус «иноагента» требует от организаций и физических лиц чрезвычайно строгой отчётности и маркировки всех своих публикаций специальной пометкой, а также подразумевает запрет на организацию публичных мероприятий и получение государственной поддержки. Со временем эти ограничения становятся всё более жёсткими, фактически изолируя «иноагентов» от общественной и политической жизни​. «Нежелательные организации» полностью запрещены на территории РФ. За сотрудничество с ними можно получить как административное, так и уголовное наказание, вплоть до лишения свободы. Китайские чёрные списки «неблагонадежных граждан» поразительно напоминают российские базы «иноагентов» и «нежелательных организаций».

Эти меры можно рассматривать как форму селективного социального рейтинга, где граждане и организации оцениваются за политическую активность и гражданскую позицию. Включение в реестры «иноагентов» или «нежелательных организаций» действует как форма стигмы. Так власти ограничивают «неугодным» гражданам доступ к ресурсам и возможностям, а также создают атмосферу страха среди тех, кто пытается работать вне официально одобренных рамок. Подобные меры способствуют усилению государственного контроля и подавлению любой независимой активности. Их можно сравнить с элементами социального кредита, которые используются для регулирования поведения граждан и организаций в Китае.

В 2023 году в России приняли законопроект о пробации. Инициатива предполагает обязательную ресоциализацию осуждённых и разработку индивидуальных программ для социальной адаптации. В рамках нового закона создаётся единый реестр лиц, прошедших пробацию. Это позволит государственным органам отслеживать и контролировать поведение заключённых даже после их освобождения: пробация будет помогать людям с с документами, трудоустройством, обучением и медицинскими услугами.

Таким образом, закон предоставляет условия для формирования системы социального контроля, основанной на оценке поведения и адаптации. Как и в случае с китайской системой, подобный рейтинг централизован, хотя и направлен только на конкретную социальную группу бывших заключённых.

Ещё одним признаком движения в сторону социального рейтинга могут быть действия крупных российских банков: они блокируют людям счета за переводы в помощь украинским беженцам. Такие транзакции маркируются как нежелательные с точки зрения российского государства. «Произошел аутсорс репрессий Сбербанку», — полагает Денис Ягодин.

Примером «пряников» в рамках децентрализованного социального рейтинга в России можно было бы считать поддержку ветеранов боевых действий и их семей. К примеру, совсем недавно в Иркутской области новые дома не подсоединили к электросетям. Несмотря на перегруженность сетей, к электроснабжению в первую очередь подключили дома участников вторжения в Украину, а в некоторых случаях — многодетные семьи. Это решение можно рассматривать как пример системы социального рейтинга в действии. Впрочем, что льготы и привилегии всегда предоставляются на основе определённых социальных или политических критериев, поэтому такое расширение понятия социального рейтинга может оказаться проблематичным.

Система общественного кредита в КНР стала образцом того, как массовое сознание сегодня представляет себе социальный рейтинг. Мы вольно или невольно сравниваем подобные инициативы других стран с китайским опытом. Однако эта система и сама брала за основу американскую модель кредитного рейтинга. Инновация китайских властей заключалась в том, что они расширили количество аспектов оцениваемого поведения. Что, если у новых версий социального кредита будут и другие источники вдохновения?

Случаи со списками «иноагентов» и «нежелательных организаций», как и пример пробации в рамках системы ФСИН показывает, что тотальность, вероятно, не такая уж обязательная характеристика ССК. Даже в китайском случае под репрессии из-за социального рейтинга в первую очередь попадают политические активные граждане. Это может означать, что и в России некоторые формы социального рейтинга могут быть обращены сперва к конкретным социальным группам — заключённым или политически нелояльным. Главное, что могут сделать граждане для защиты от злоупотреблений социальным рейтингом — минимизировать свой цифровой след, чтобы их личные данные не попали в базы государства раньше времени.